Ещё одна прошлогодняя, точнее прошлолетняя (прошлого, 2015 лета), запись в зелёной папке:
«Мама, папа, я вас очень люблю…», — было написано отдельной строкой, в начале листа. А затем, ниже, за этой основной фразой, почти на полторы страницы, стандартного листа, шли торопливые, беглым, размашистым почерком записи, объясняющие этот порыв…
2B-Shop запчасти для ноутбуков.
Под вечер стоял на крыльце дачи. Смотрел на Байкал. Ловил ноздрями, и всем существом своим, какой-то тревожный, почти уже осенний ветер…
На небольшой этой открытой веранде перед домом стало зябко, и я вошёл в дом. Вернее, на закрытую просторную веранду, и начал кипятить на плитке воду для чая. Чтобы заварив его, приготовить потом ужин.
В углу, на гвоздике, рядом с плиткой, я вдруг увидел мамин фартук, отчего-то не замечаемый мною прежде.
Снял его с гвоздя. Подержал в руках. Прижал к лицу. Словно надеясь уловить мамин запах – запах тепла, уюта, спокойствия, защищённости, сколько бы тебе не было лет…
А, может быть, я надеялся уловить аромат тех аппетитных борщей, которые мама готовила нам здесь с отцом, когда они приезжали летом, навестить меня на даче…
Вспомнился мне и походный закопченный на кострах котелок отца, который я храню на полочке в предбаннике, хотя ни разу ещё не воспользовался им. Всё, надеясь на то, что вот приедет сын, внуки, я им сварю чай на костре, как это делал отец. Заваривая крепкий чай, со смородиновым листом. И: «С дымком», — как он говорил.
«Надо бы и мне сварить чай на костре, — подумалось мимоходом. – Ведь сколько раз отец делал это здесь, на полянке перед домом, утверждая, что с костра чай совсем другой, более вкусный. Но сегодня вечер ненастный и с костром будет морока…»
И, всё-таки, мне захотелось сходить в баню, и принести оттуда котелок отца. Чтобы уже завтра сделать чай на костре…
Повесил обратно на гвоздик мамин фартук. Выключил под закипевшим чайником плитку. Вышел на крыльцо.
Накрапывл дождь. И вечер казался отчего-то грустным, подслеповатым.
«Ладно, завтра котелок принесу», — решил я, передумав идти за ним в баню И представив, как там в ней сейчас сумеречно и стыло. Неуютно, как в нежилом, давно необитаемом доме.
Снова вдыхая полной грудью свежий ветер с Байкала, проносящийся по распадку, куда-то мимо моего дома, я прошептал, отдавая эти слова ему – вечному страннику, в слабой надежде на то, что он донесёт их до адресата:
— Мама, папа, я вас очень люблю (сестра тогда ещё была жива, хотя и сильно болела)…
И вдруг, с какой-то отрезвляющей, как нашатырный спирт, чёткой тоской я подумал: «Отчего я никогда не говорил им этого прежде? При их жизни? Когда приезжал к ним в Ангарск. Или когда они приезжали ко мне в Иркутск. Или сюда, на дачу…»
И, будто извиняясь за что-то перед ними. Уже мысленно. Не доверяя эти слова даже ветру, я произнёс: «Я молюсь о вас все эти годы, что вас нет на земле. И это единственное, что я могу теперь для вас, мои дорогие, сделать…»
15 августа 2016 года, Порт Байкал
7 февраля 2017 года, Иркутск
Владимир Максимов